Nikolaj KREMPOVSKIJ against Lithuania (Николай КРЕМПОВСКИЙ против Литвы) № 37193/97 от 20.04.1999

*технический перевод

 

ТРЕТИЙ РАЗДЕЛ

РЕШЕНИЕ

 

ЧТО КАСАЕТСЯ ДОПУСТИМОСТИ

 

Заявка № 37193/97

Николай КРЕМПОВСКИЙ

против Литвы

Nikolaj KREMPOVSKIJ

against Lithuania

 

Европейский суд по правам человека (третья секция), заседавший 20 апреля 1999 года в качестве палаты в составе

 

Sir   Nicolas Bratza, President,

Mr  J.-P. Costa,

Mr  L. Loucaides,

Mrs F. Tulkens,

Mr  W. Fuhrmann,

Mr  K. Jungwiert,

Mr  K. Traja, Judges,

 

with     Mrs S. Dollé, Section Registrar;

 

Принимая во внимание статью 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод;

 

Принимая во внимание заявление, поданное 18 июля 1997 года Николаем КРЕМПОВСКИМ против Литвы и зарегистрированное 1 августа 1997 года под номером 37193/97;

 

Принимая во внимание доклад, предусмотренный в правиле 49 Регламента Суда;

 

Обсудив;

 

Постановляет следующее:

 

 

ФАКТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

 

Заявителем был гражданин Литвы украинского национального происхождения, родившийся в Украине в 1946 году.

 

Он умер в Вильнюсе (Vilnius) 12 декабря 1997 года. В письме от 3 февраля 1998 года его дочь выразила желание продолжить рассмотрение дела в суде.

 

Факты дела, представленные заявителем, могут быть обобщены следующим образом:

 

До провозглашения независимости Литвы 11 марта 1990 года заявитель работал адвокатом в Вильнюсе. С апреля 1990 года по август 1991 года он был заместителем начальника так называемой Литовской Советской прокуратуры (далее-ЛСПО) (LSPO), подразделения централизованной прокуратуры СССР. После провала коммунистического «государственного переворота» в Москве 21 августа 1991 года и немедленного демонтажа советских институтов большинство активистов ЛСПО бежали из Литвы. Бывший глава ЛСПО г-н п. переехал в Россию. Однако заявитель остался в Вильнюсе и получил литовское гражданство.

 

До Московского переворота 21 августа 1991 года ЛСПО располагалось в здании в центре Вильнюса. В том же здании располагалась и прокуратура вновь созданного Литовского государства. Заявитель, как заместитель главы ЛСПО, отвечал за административное управление. Здание находилось под охраной внутренних войск СССР.

 

Заявитель подозревался в том, что в период с апреля 1990 года по август 1991 года прокуроры независимой Литвы не имели доступа к своим офисам. 9 сентября 1992 года он был арестован, причем арест был подтвержден прокурором. 21 сентября 1992 года ему было официально предъявлено обвинение в саботаже и препятствовании работе государственных учреждений.

 

23 декабря 1992 года заявитель был освобожден из тюрьмы под залог.

 

7 сентября 1993 года досудебное расследование было завершено, и уголовное дело было передано в Верховный суд.

 

В то же время заявитель подал в Верховный суд многочисленные заявления и состязательные бумаги о различных процессуальных нарушениях, допущенных обвинением при проведении досудебного расследования. В своих состязательных бумагах от 16 декабря 1994 года заявитель также утверждал, что доводы прокурора в пользу его вины были необоснованными и что материалы дела не содержали веских доказательств.

 

23 декабря 1994 года Верховный суд постановил назначить дальнейшее расследование этого дела. Впоследствии это решение было отменено, поскольку после внесения поправок во внутреннее уголовное судопроизводство Верховный суд 16 марта 1995 года передал дело на совершенно новое рассмотрение в Вильнюсский областной суд. В ходе судебного разбирательства были допрошены 29 свидетелей, в том числе ряд офицеров, работавших в органах прокуратуры независимой Литвы в 1990-1991 годах.

 

В письме от 21 февраля 1996 года прокурор обратился к председателю Вильнюсского областного суда с просьбой признать недействительным паспорт заявителя для целей заграничной поездки. Прокурор заявил на основании некоторых полученных разведданных, что заявитель намеревался переехать в Беларусь, чтобы избежать судебного разбирательства. Видимо, просьба прокурора была удовлетворена.

 

2 декабря 1996 года Палата судей Вильнюсского областного суда провела окончательное слушание этого дела. Заявитель был представлен официально назначенным адвокатом, но также предпринял вмешательство, защищая себя лично. Суд первой инстанции признал его виновным. Однако он заменил первоначальные обвинения в саботаже и препятствовании, признав заявителя виновным в ограничении свободы передвижения третьих лиц. Областной суд не вынес никакого приговора из-за закона Об амнистии.

 

Как обвинение, так и заявитель обжаловали вышеуказанное решение суда.

 

22 января 1997 года палата Апелляционного суда провела слушание по апелляции по вопросам права. Суд постановил отказаться от юрисдикции в пользу суда полного состава.

 

26 июня 1997 года Апелляционный суд провел полное апелляционное слушание. Заявитель был представлен своим собственным защитником, но также выступил сам. Он просил, в частности, чтобы суд вызвал и допросил бывшего начальника ЛСПО г-на П.(P), который жил возле Москвы и работал российским военным прокурором.

 

В тот же день Апелляционный суд внес изменения в решение от 2 декабря 1996 года, признав заявителя виновным в саботаже и воспрепятствовании работе государственных учреждений. Он был приговорен к 3 годам лишения свободы.

 

Заявитель подал кассационную жалобу в Верховный суд. Он оспаривал компетенцию обоих нижестоящих судов по установлению фактов. Он утверждал, в частности, что никогда не получал копию решения суда первой инстанции на русском языке, который он понимал бы, и что поэтому он не смог подготовить надлежащую апелляцию. В своей кассационной жалобе заявитель не сделал никаких утверждений относительно состава апелляционного суда.

 

2 декабря 1997 года Палата Верховного Суда рассмотрела кассационную жалобу в присутствии заявителя и его защитника. В судебном заседании заявитель оспорил оценку показаний свидетелей нижестоящими судами.

 

Верховный Суд пришел к выводу, что Апелляционный суд принял надлежащее решение по этому делу. Он также отклонил как необоснованные утверждения заявителя о том, что Апелляционный суд нарушил какие-либо внутренние процессуальные требования в ущерб заявителю. Верховный Суд отметил, что копия решения суда первой инстанции на русском языке была представлена заявителю 30 апреля 1997 года, тогда как срок подачи апелляционной жалобы истек 16 декабря 1996 года. Верховный суд постановил, что этот факт представляет собой нарушение внутригосударственного уголовного судопроизводства. Однако кассационный суд также отметил, что вышеуказанное нарушение было исправлено апелляционным судом, который предоставил заявителю дополнительный месяц для дополнения его апелляционной жалобы.  Затем дело было рассмотрено апелляционным судом на основании пересмотренной апелляции заявителя.

 

12 декабря 1997 года заявитель скончался от сердечного заболевания.

 

ПРЕТЕНЗИИ

 

 

1. В соответствии со статьей 5 § 1(с) Конвенции заявитель жаловался на то, что его арест и последующее содержание под стражей были незаконными и что он не был проинформирован о причинах этого. Он также жаловался на условия его содержания под стражей.

 

2. В соответствии со статьей 6 § 1 Конвенции он заявил, что он не получил копию решения суда первой инстанции на своем родном русском языке и что таким образом он был лишен права на эффективный доступ в Апелляционный суд.

 

3. В соответствии с вышеуказанным положением заявитель также жаловался на то, что судья Апелляционного суда принял участие в двух слушаниях, проведенных этим судом: тот же судья участвовал в решении Апелляционного суда об отказе от юрисдикции в пользу Апелляционного суда полного состава 22 января 1997 года, а затем в решении Апелляционного суда полного состава от 26 июня 1997 года. Заявитель также утверждал, что один из апелляционных судей, который участвовал 26 июня 1997 года, был судьей Отдела по гражданским делам Апелляционного суда. Заявитель утверждал, что апелляционный суд таким образом не является «беспристрастным судом» и нарушает статью 6 § 1 Конвенции.

 

4. Он далее утверждал, что его дело не было рассмотрено в разумные сроки в нарушение статьи 6 § 1 Конвенции. Заявитель утверждал, что уголовное дело не было сложным и что поэтому задержки в его рассмотрении не могут быть оправданы.

 

5. В соответствии со статьей 6 § 2 Конвенции заявитель жаловался на то, что решения судов основывались на «эмоциях и презумпциях, а не на юридических доказательствах».

 

6. В соответствии со статьей 6 §§ 3(a)- (d) Конвенции заявитель утверждал, что на этапе предварительного следствия он не был проинформирован о причинах выдвинутого против него обвинения, что у него не было времени или возможностей для подготовки своей защиты, что он не смог защитить себя с помощью выбранной им самой правовой помощи и что суды не допросили всех свидетелей, которых он хотел.

 

7. В соответствии со статьей 7 § 1 Конвенции он также жаловался на то, что статья 67 Уголовного кодекса, касающаяся саботажа, в соответствии с которой он был осужден, фактически датировалась датой совершения предполагаемых преступных деяний. Он утверждал, что его должны были судить на основании прежнего положения статьи 67.

 

8. Наконец, в соответствии со статьей 8 Конвенции заявитель утверждал, что информация о его личной жизни была собрана незаконно без требуемого разрешения Генерального прокурора. В этой связи он сослался на письмо прокурора от 21 февраля 1996 года, в котором, исходя из некоторых разведданных, утверждалось, что он якобы планировал избежать суда, переехав в Беларусь.

 

 

ЗАКОН

 

 

1. Во-первых, суд отмечает факт смерти заявителя 12 декабря 1997 года и желание его дочери продолжить начатое им ходатайство.

Суд напоминает, что в случае смерти заявителя в ходе судебного разбирательства наследники или ближайшие родственники заявителя могут в принципе рассматривать ходатайство от имени заявителя при условии, что они имеют законный интерес для обоснования продолжения рассмотрения дела (см., например, Eur. Суд. HR, Ahmet Sadık V. Greece judgment of 15 November 1996, Reports of Judgments and Decisions 1996-V, PP. 1651-1652, § § 24-26).

 

В настоящем деле заявитель жаловался, в частности, на незаконность его ареста и содержания под стражей и на то, что уголовное преследование в отношении него было несправедливым в материальном отношении. Суд считает, что его дочь имеет законный интерес в продолжении разбирательства от его имени.

 

2. Заявитель жаловался на то, что его арест и последующее содержание под стражей являлись нарушением статьи 5 § 1(с) Конвенции, которая предусматривает следующее:

 

«1.  Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом: …

 

законный арест или задержание лица, произведенные с целью его передачи компетентному судебному органу по обоснованному подозрению в совершении преступления или когда разумно считается необходимым предотвратить его совершение преступления или побег после этого …»

 

В этой связи Суд отмечает, что содержание заявителя под стражей продолжалось с 9 сентября 1992 года по 23 декабря 1992 года. Таким образом, вышеупомянутая жалоба касается периода до 20 июня 1995 года, когда Конвенция вступила в силу в отношении Литвы. Однако для каждой Договаривающейся стороны Конвенция регулирует только те факты, которые имели место после ее вступления в силу в отношении этой Стороны. Поскольку эта часть заявления выходит за рамки компетенции Суда, она несовместима с положениями Конвенции по смыслу статьи 35 § 3 и поэтому должна быть отклонена в соответствии со статьей 35 § 4 Конвенции.

 

3. Заявитель жаловался на то, что он не имел эффективного доступа в Апелляционный суд в нарушение статьи 6 § 1 Конвенции, в которой говорится, в соответствующих случаях, следующее:

 

«Каждый человек при определении своих гражданских прав и обязанностей или любого предъявляемого ему уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство в разумные сроки независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона…»

 

Вышеупомянутая жалоба ограничивается утверждением о том, что заявитель якобы не получил перевода решения суда первой инстанции на русский язык. Однако Суд принимает к сведению решение Верховного суда от 2 декабря 1997 года, в котором он установил, что заявитель действительно получил перевод с некоторой задержкой. Суд не усматривает никаких оснований для оспаривания этого заключения Верховного суда и отмечает продление срока, предоставленного заявителю Апелляционным судом для пересмотра его представлений. В этой связи Суд делает вывод о том, что заявителю не было отказано в эффективном доступе в Апелляционный суд.

 

Из этого следует, что эта часть заявления является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции и должна быть отклонена согласно статье 35 § 4..

 

4. Заявитель также оспорил беспристрастность Апелляционного суда в соответствии со статьей 6 § 1 Конвенции.

 

Суд напоминает, что в соответствии со статьей 35 § 1 Конвенции он может рассматривать этот вопрос только после того, как «все внутренние средства правовой защиты были исчерпаны». Вышеуказанная норма требует, чтобы до подачи жалобы в Суд заявитель обычно использовал доступные, эффективные и достаточные средства правовой защиты, способные исправить данную ситуацию.

 

По фактам дела Суд отмечает, что заявитель не оспаривал якобы частичный состав Апелляционного суда на стадии апелляционного разбирательства. Он также не упомянул о такой жалобе в своей кассационной жалобе. Суд не находит никаких оснований для молчания заявителя по данному вопросу, поскольку он оспаривал различные другие процессуальные и материально-правовые аспекты дела в Верховном суде.

 

Из этого следует, что Суд не обязан определять, свидетельствуют ли факты, представленные заявителем в этой части заявления, о каком-либо нарушении статьи 6 Конвенции, поскольку заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты в этом отношении, как того требует статья 35 § 1 Конвенции. Поэтому эта часть заявления должна быть отклонена в соответствии со статьей 35 § 4.

 

5. Заявитель далее утверждал, что продолжительность возбужденного против него уголовного преследования превышала «разумный срок», о котором говорится в статье 6 § 1 Конвенции.

 

Первым вопросом, который предстоит определить, является продолжительность рассматриваемого периода времени. Суд напоминает, что по уголовным делам «разумный срок», указанный в статье 6 § 1, начинает отсчитываться, как только лицу «»предъявляется обвинение»; это может произойти в день, предшествующий рассмотрению дела в суде первой инстанции, например в день ареста, дата официального уведомления соответствующего лица о возбуждении уголовного преследования или дата начала предварительного расследования. Кроме того, «обвинение», для целей статьи 6 § 1, может быть определено как «официальное уведомление какого-либо лица компетентным органом о том, что оно совершило уголовное преступление». Определение, которое также соответствует проверке на предмет того, было ли существенно затронуто положение подозреваемого (see e.g., as a recent authority, Eur. Court HR, Hozee v. the Netherlands judgment of 22 May 1998, Reports 1998-III, p. 1100, § 43). Суд считает, что датой ареста заявителя 9 сентября 1992 года является дата предъявления ему «обвинения» по смыслу статьи 6 § 1 Конвенции.

 

Конечным пунктом рассматриваемого производства было 2 декабря 1997 года, то есть дата принятия решения Верховного суда об отклонении кассационной жалобы заявителя.

 

Однако Суд может принимать во внимание только те даты, которые входят в его компетенцию ratione temporis, т.е. период, начинающийся 20 июня 1995 года, когда Конвенция вступила в силу в отношении Литвы (seethe Law part above; also see, Eur. Court HR, Foti and others v. Italy judgment of 10 December 1982, Series A no. 56, pp. 18-19, § 53). Тем не менее при оценке разумности периода времени, истекшего после 20 июня 1995 года, необходимо также учитывать состояние дел на этом этапе (там же).

 

Таким образом, срок, подлежащий пересмотру на предмет его соответствия пункту 1 статьи 6, превышает два года и пять месяцев (20 июня 1995 года — 2 декабря 1997 года).

 

Суд будет оценивать обоснованность продолжительности разбирательства в свете обстоятельств дела и с учетом критериев, установленных в его постоянной прецедентной практике, в частности сложности дела и поведения заявителя и соответствующих органов власти. (see e.g., as a recent authority, Eur. Court HR, Portington v. Greece judgment of 23 September 1998, to be published in Reports, § 21).

 

Что касается сложности дела, то суд отмечает, что заявителю было предъявлено обвинение в саботаже и воспрепятствовании деятельности государственных органов, преступлениях против государственной безопасности. В ходе судебного разбирательства судам пришлось установить факты путем допроса 29 свидетелей, в том числе ряда прокуроров и бывших коллег заявителя. Рассмотрение этого дела могло быть ограничено тем фактом, что некоторые из соответствующих свидетелей бежали из Литвы, и власти в конечном счете не смогли обеспечить их присутствие на разбирательстве. Правовая оценка вины заявителя также оказалась затруднительной, поскольку обвинение в саботаже было заменено судом первой инстанции, но затем восстановлено апелляционной инстанцией. Несмотря на вышеизложенные соображения, суд не считает, что уголовное дело представляло собой особую сложность.

 

Что касается поведения заявителя, то ничто не указывает на то, что какие-либо задержки приписываются ему.

 

Что касается действий властей, то Суд отмечает, что по состоянию на 16 марта 1995 года дело находилось на рассмотрении суда первой инстанции. К этому времени предварительное расследование было завершено 7 сентября 1993 года, и в соответствии с действующей в настоящее время внутренней процедурой Верховный суд уже принял ряд процедурных решений по этому делу. Окружному суду потребовалось чуть более одного года и пяти месяцев (с 20 июня 1995 года по 2 декабря 1996 года) для завершения рассмотрения дела в первой инстанции. Хотя задержка в один год и пять месяцев может свидетельствовать об определенной медлительности властей, сама по себе она не является неоправданно долгой для рассмотрения дела в первой инстанции. Продолжительность апелляционного процесса (чуть менее 7 месяцев — со 2 декабря 1996 года по 26 июня 1997 года) и рассмотрение дела в кассационном порядке (немногим более 5 месяцев — с 26 июня 1997 года по 2 декабря 1997 года)Суд считает, что такие сроки сами по себе были разумными для целей статьи 6 § 1 Конвенции..

 

С учетом вышеизложенного и, в частности, общей продолжительности двух лет и пяти месяцев в трех судебных инстанциях Суд не считает, что рассматриваемое разбирательство превысило «разумный срок» в статье 6 § 1 Конвенции.

 

Из этого следует, что эта часть заявления является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции и поэтому должна быть отклонена согласно статье 35 § 4.

 

6. Заявитель также жаловался на то, что национальные суды нарушили принцип презумпции невиновности в нарушение статьи 6 § 2 Конвенции, которая предусматривает следующее:

 

«Каждый обвиняемый в уголовном преступлении считается невиновным, пока его вина не будет доказана в соответствии с законом.»

 

Суд отмечает, что вышеупомянутая жалоба ограничивается утверждением о том, что решения национальных судов, устанавливающие его вину, предположительно основывались исключительно на «эмоциях и предположениях, а не на юридических доказательствах». Вместе с тем Суд отмечает, что дело заявителя рассматривалось тремя инстанциями юрисдикции, которые установили факты и приняли обоснованные решения в обоснование своих выводов относительно вины заявителя. Суд не в состоянии обнаружить какие-либо признаки нарушения статьи 6 § 2 в данном деле.

 

Из этого следует, что эта часть заявления является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции и поэтому должна быть отклонена согласно статье 35 § 4.

 

7. Заявитель жаловался на то, что его права, гарантированные в статье 6 §§ 3(a)- (d) Конвенции, были нарушены.

 

Статья 6 § 3 гласит:

 

«Каждый обвиняемый в уголовном преступлении имеет следующие минимальные права:

 

1. a) быть незамедлительно проинформированным на понятном ему языке и в деталях о характере и причине предъявленного ему обвинения;

 

1. b) иметь достаточное время и средства для подготовки своей защиты;

 

1. c) защищать себя лично или посредством юридической помощи по своему выбору или, если он не имеет достаточных средств для оплаты юридической помощи, получать ее бесплатно, когда этого требуют интересы правосудия;

 

1. d) допрашивать или допрашивать свидетелей против него и добиваться присутствия и допроса свидетелей от его имени на тех же условиях, что и свидетели против него …»

 

Во-первых, суд отмечает, что поскольку вышеуказанные жалобы касаются ареста заявителя и последующего содержания под стражей, которое закончилось 23 декабря 1992 года, а также досудебного расследования дела, которое продолжалось до 7 сентября 1993 года, он не обладает компетенцией ratione temporis рассматривать эти жалобы, поскольку они относятся к периоду до 20 июня 1995 года, который является датой вступления Конвенции в силу в отношении Литвы..

 

Суд отмечает, что гарантии, закрепленные в статье 6 § 3, не являются самоцелью, а должны толковаться в свете общего принципа справедливости, закрепленного в статье 6 § 1 Конвенции. Таким образом, вопрос о том, соответствует ли судебное разбирательство требованиям статьи 6 § 3 должен рассматриваться на основе рассмотрения производства в целом, а не какого-либо отдельного аспекта или этапа. Поэтому Суд рассмотрит вышеуказанные жалобы в свете всего судебного разбирательства, проведенного после 20 июня 1995 года.

 

Суд отмечает, что после завершения предварительного следствия заявитель и его адвокат смогли представить различные ходатайства и заявления, оспаривающие аргументы обвинения в поддержку своей предполагаемой вины. Суд отмечает, что, таким образом, заявитель действительно знал о характере и причине выдвинутого против него обвинения, как того требует статья 6 § 3(a) Конвенции.

 

Что касается предполагаемого ущемления прав заявителя на защиту в нарушение статьи 6 §§ 3(b) и (с) Суд отмечает, что заявитель лишь жалуется в этой связи на то, что он не мог пользоваться помощью официального адвоката по своему выбору на этапе предварительного следствия. Однако заявитель никоим образом не обосновал, что официально назначенный представитель в ходе предварительного следствия не смог удовлетворительно выполнить свои функции. Кроме того, в ходе апелляционного разбирательства, когда дело было рассмотрено в полном объеме, заявитель был представлен адвокатом по своему выбору. Заявитель не доказал, что любые возможные дефекты на первом этапе впоследствии не были устранены вторым адвокатом заявителя. В этих обстоятельствах Суд не находит каких-либо свидетельств того, что права заявителя на защиту, предусмотренные в статье 6 §§; 3(b) и (с), были нарушены в данном деле.

Что касается утверждения заявителя о том, что суды не допросили всех свидетелей по его выбору в нарушение статьи 6 § 3(d) Конвенции, то Суд напоминает, что вышеуказанное положение не дает защите абсолютного права допрашивать любых свидетелей, которых она пожелает вызвать (see e.g., Eur. Court HR, Vidal v. Belgium judgment of 22 April 1992, Series A no. 235-B, p. 32, § 33). Кроме того, допустимость доказательств в первую очередь регулируется национальным законодательством, и, как правило, оценка доказательств, находящихся на их рассмотрении, входит в компетенцию национальных судов. Задача Суда заключается в том, чтобы определить, было ли разбирательство в целом — в том числе в том, каким образом были получены доказательства, — справедливым (see e.g., Eur. Court HR, Kostovski v. the Netherlands judgment of 20 November 1989, Series A no. 166, p. 19, § 39).

 

По фактам дела Суд отмечает, что в ходе судебного разбирательства были допрошены 29 свидетелей. Следует отметить, что в своих последующих апелляциях на обвинительный приговор заявитель оспаривал проведенную судами оценку доказательств, включая заявления некоторых свидетелей. Вместе с тем он не предполагает, что он не может допросить свидетелей, о которых идет речь, или что отсутствие вызова какого-либо конкретного свидетеля оказало бы решающее воздействие на выводы судов относительно его вины. Суд отмечает, что многие из участников событий 1990-1991 годов, включая бывшего руководителя ЛСПО г-на П., находились вне досягаемости литовских властей, поскольку они проживали в других странах, и было бы неразумно ожидать, что они будут давать показания на суде над заявителем в Литве, когда им самим предъявляются аналогичные обвинения. Таким образом, Суд не считает, что возможное непредоставление судами приглашения какому-либо конкретному свидетелю имело такой характер или степень, что это делало бы судебное разбирательство несправедливым в целом. Кроме того, не установлено, что то, каким образом были получены показания свидетелей, противоречило требованиям статьи 6 § 3(d) Конвенции.

 

С учетом вышеизложенных соображений Суд делает вывод о том, что отдельные аспекты, на которые ссылается заявитель, не представляют собой нарушения требований статьи 6 §§§ 3(a)-(d) Конвенции и не влияют на справедливость разбирательства в целом.

 

Из этого следует, что эта часть заявления является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции и поэтому должна быть отклонена согласно статье 35 § 4.

 

8. В соответствии со статьей 7 § 1 Конвенции заявитель также жаловался на то, что вариант внутреннего материально-правового положения, в соответствии с которым он был осужден, на самом деле датирован временем совершения предполагаемых преступных деяний.

 

Статья 7 § 1 Конвенции гласит:

 

«Никто не может быть признан виновным в совершении какого-либо уголовного преступления в связи с каким-либо действием или бездействием, которое не являлось уголовным преступлением по национальному или международному праву в момент его совершения. Не может быть назначено более тяжкое наказание, чем то, которое применялось в момент совершения уголовного преступления.»

 

Суд отмечает, что заявитель не оспаривал того факта, что в момент совершения предполагаемого преступления саботаж и воспрепятствование деятельности государственных органов представляли собой преступления по национальному законодательству, как это предусмотрено в статье 7 § 1 Конвенции.

 

Из этого следует, что эта часть заявления также является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции и поэтому должна быть отклонена согласно статье 35 § 4.

 

9. Наконец, заявитель утверждал, что информация о его предполагаемых планах бежать в Беларусь была получена обвинением незаконно, т.е. без надлежащего разрешения Генерального прокурора. Он заявил, что тем самым было нарушено его право на личную жизнь в соответствии со статьей 8 Конвенции.

 

Статья 8 предусматривает следующее:

 

«1.  Каждый человек имеет право на уважение своей частной и семейной жизни, своего дома и своей корреспонденции.

 

2. Государственный орган не должен вмешиваться в осуществление этого права, за исключением случаев, предусмотренных законом и необходимых в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, общественной безопасности или экономического благополучия страны, для предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности, а также для защиты прав и свобод других лиц.»

 

Однако Суд не обязан определять, свидетельствуют ли факты, представленные в этой части заявления, о каком-либо нарушении статьи 8, поскольку заявитель не возбудил надлежащего судебного разбирательства против обвинения, утверждения о незаконной деятельности соответствующих сотрудников по сбору некоторых разведданных о нем. Кроме того, он не обращался с какими-либо жалобами в этой связи в суды, рассматривавшие предъявленное ему уголовное обвинение.

 

Таким образом, заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, предусмотренные статьей 35 § 1 Конвенции. Поэтому эта часть заявления должна быть отклонена в соответствии со статьей 35 § 4 этой статьи.

 

По этим причинам суд, единогласно

 

ОБЪЯВЛЯЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ НЕПРИЕМЛЕМЫМ.

 

 

 

1. S. DolléN. Bratza

Секретарь                                                                                             Председатель